Мда. Лeчение не пoмогло, — знaкомый ветеринap (не пoмню, кaк зовyт) отлoжил cнимки, yдирая глaзами от мoего взглядa.
— Совсем? — задал я самый глупый вопрос в мире.
Вероятно, я был далеко не первым вопрошающим что-то подобное — ветеринар пропустил вопрос мимо волосатых ушей.
— День. Максимум сутки, — продолжил он, зная весь последующий список кошатника, и, жалостливо погладив Чувака по тусклой шерсти, отчего тот вяло вильнул хвостом, добавил. — Рекомендую усыпить. За небольшую денюжку можем утилизировать. Там у нас на ресепшене прейскурант, гляньте… Вы слышите меня?
— Что? Да. Да. Я подумаю. Спасибо.
Я осторожно приподнял Чувака со стола, положил в переноску и побрёл на выход, пропустив залетевшую в кабинет огромную собаку, тянувшую за собой на поводке болтающуюся на сквозняке девицу.
Выйдя на крыльцо ветклиники, я опустился на ступеньки, достал Чувака из переноски и положил на колени.
Я не мог его убить. Я не мог дать кому-то его убить. И тем более — утилизировать. Утилизируют что-то очень логичное и правильное. Чувак этих унылых свойств никогда не имел, за что я его и любил, а обои и туалетная бумага — нет. Кот должен уйти так же сумасшедше и странно, как жил. А я должен был помочь ему в этом. Как в руку помирающего обмухоморенного берсерка вкладывали меч для разового посещения Вальхаллы, так и я должен был вручить в лапу коту билет туда, где ему будет вечно хорошо.
Мне нужна была радуга.
Я никогда не верил, что радуга объясняется лишь научно. Она слишком красива, чтобы быть кем-то разгаданной. И она слишком ярка, чтобы подчиняться бесцветным законам оптики. В ней должно быть что-то ещё. Что-то совершенно безумное и антинаучное. Например, что радуга — это мост, по которому кошки уходят туда, куда им вечно комфортно и сытно. Восхитительно антинаучная теория. Как раз для радуги. И для кошек.
На зов мобильного приложения такси примчался Михалёв Сергей Олегович с тремя положительными отзывами. Я забрался на заднее сидение.
— Куда? — палец опытного Михалёва завис над поисковиком навигатора.
— К радуге.
— Это кинотеатр какой-то?
— Нет, просто радуга. Такая красивая и яркая штука.
— У тебя деньги-то есть? — Михалёвский палец сполз с навигатора и нырнул куда-то за пазуху.
— Да. Вот они, смотрите. Настоящие деньги.
Вид денег подействовал на Михалёва успокаивающе, но ни одну из своих заготовленных историй он так и не рассказал. Я погуглил погоду и обнаружил дождь в районе Дедовска. Мы молча ехали всю дорогу, а Чувак спал на моих коленях, ухватившись лапами за руку, чтобы никуда не убежал.
Московские спальные районы плавно перетекли в вавилонские гипермаркеты и подмосковные недострои, в недобитые городом трухлявые посёлки с баннерами «Продаётся» на покосившихся заборах. Наконец, цепляясь набухшим брюхом за верхушки сосен, выползла на свет сизая туча. Лес кончился, и далеко в поле, в стороне от пыхтящей трассы, я увидел цветастую подкову радуги.
— Подождёте меня? Я быстро.
— Лады.
Оставив Михалёва в размышлениях, как бы отметить доставку пассажира «к радуге», я с Чуваком на руках направился к радужному подножию, шурша по траве бахилами, которые так и не снял после звериной больницы.
Он что-то почувствовал. Поднял голову, принюхался, впервые за несколько месяцев проявил интерес. Чем ближе мы подходили, тем сильнее он вытягивал похудевшую шею. До радуги оставалось несколько метров, когда Чувак неожиданно ловко извернулся, вырвался из рук и из последних сил устремился к «мосту». Я еле за ним поспевал.
Стало очень тихо. Я никогда не видел таких цветов и оттенков. Я мог их даже потрогать — жёлтый был мягок как деревенская подушка, а из пружинистого фиолетового можно было строгать силовичьи дубинки. Мы с котом будто очутились внутри огромного, медленно поворачивающегося калейдоскопа, за цветными стёклами которого неслышно неслись вдали грязные фуры. Разноцветный туннель тянулся высоко вверх, испещренный миллионами еле заметных кошачьих следов. А еще немного пахло кошачьим туалетом и… лекарствами.
Сверху послышалось шарканье тапок Кошачьего Бога.
— А кто это у нас тут? Кис-кис-кис… — прошамкал Бог и явился пред нами в виде древней благообразной старухи в чепчике и засаленном халате поверх ночной рубашки.
— Э-э-э-э… Здрасьте, бабу… женщина.
Бог не обращал на меня совершенно никакого внимания, беззубо улыбаясь Чуваку и елейно глядя на него из-под пуленепробиваемых очков. Чувак сел и в ответ уставился на неё.
— Какой красивый котик! Иди ко мне, мой хороший! — сюсюкнул Бог и поманил Чувака высохшей ладонью. Чувак почесал ухо задней лапой и вновь принял позу сидя.
— Иди, друг. Тебе пора. — сказал я, зачем-то придав словам дурацкой кинематографичной пафосности.
Чувак посмотрел на меня и зевнул.
— Сейчас, сейчаааааас… — заговорщицки просипел Бог и что-то вытащил из кармана.
Через минуту к передним лапам кота на золотой нити спустился синий бантик. Зрачки кота расширились, немедленно переведя его в режим «Суперохотник». Бантик призывно задёргался и медленно пополз вверх. Чувак не двигался.
— Слушай, ты идёшь или нет?! Опять эта дебильная игра в «пойду-не пойду»?! — разозлился я.
Ненавижу долгие расставания, честно говоря. Если б была возможность, написал бы ему подло-трусливое смс «Прощай…» и сменил бы номер, как делал это обычно.
— Кис-кис-кис, ну что же ты, котик? — зазывал Бог, прокашлявшись.
Чувак посмотрел на удаляющийся бант. Потом на меня. Встал. Зевнул. И вышел из радуги. Которая медленно растворилась в воздухе. Я взял Чувака на руки и поплёлся к курящему у капота таксисту. По дороге заметил, что шерсть Чувака вроде как заблестела. Но может быть это от солнца, подумал я тогда.
В полном молчании мы подъехали к Москве. Встав на задние лапы, Чувак с любопытством смотрел в окно и пару раз мяукнул на пролетавших ворон.
— Мой тоже не пошёл, — вдруг нарушил молчание Михалёв.
— Что?
— Смотрел-смотрел на её бант и обратно в переноску забрался.
— И... Вы его утилизи… усыпили?
— Зачем? Во! — Михалёв просунул руку между сиденьями, демонстрируя свежие царапины. — Сегодня утром. Главное, рука под одеялом! Так нет! Залез и подрал, придурок! По «трёшке» или по городу рискнём, командир?..
Я не знаю, почему Чувак не пошёл по мосту. И что его вернуло. Это было против всех медицинских законов. Но жизнь слишком красива и ярка, чтобы подчиняться только науке. В ней точно есть что-то ещё. Что-то сумасшедшее и совершенно нелогичное. Как в радуге. Как в Чуваке.
…Который живёт и здравствует до сих пор, и когда я пишу эти строки, онЙЦУКЫВДОИШТ 2353 Т ЦЖЛ085З97″”ВАЗЖЛ//
Вчера в моей жизни случилось страшное. То, чего боится наверное каждый владелец кота. Началось всё в общем-то довольно безобидно, к мелкому приехал приятель после школы, а на улице выпал первый снег, и они пошли во двор. Примерно через час мы обнаружили, что кота дома нет. Мы перевернули всё: отодвинули всю мебель, заглянули во все шкафы, открыли диваны и перетряхнули все постели, и пошли искать его на улицу. Искали везде: в подвале, на деревьях, в клумбах, потом поняли, что он каким-то чудом перелез через почти пятиметровый забор и пошли искать его на улицу. Примерно в 23 часа я подвернула ногу, а дети сломали соседский забор, пытаясь перелезть на пустующий участок. Через полчаса у нас сели телефоны и остановилась первая машина, уточнить, почему мы бегаем вдоль дороги и кого зовём. Я, рыдая, объясняла что потеряла голого ребёнка, который замёрзнет в снегу. Мужик, если ты это читаешь — спасибо тебе, ты не убил меня, даже когда понял, что это кот, и героически помогал нам хоть и старался держаться от меня подальше, и громким шёпотом уточнял у детей, нормальная ли я в принципе и точно ли кот существовал. Минут через 40 машин было уже 5, люди лазили по полю, освещая его фарами, шуршали кульками с едой и звали Йоду. Все обменивались коньяком, полезными советами, а одна пара даже телефонами (надеюсь они будут счастливы вместе). Часа через два, мне стали предлагать купить такого же кота прямо сейчас, потому что стало понятно, что ничего кроме промёрзшей картошки мы в этом поле не найдём. На обувь налипли метры мокрой глины, мы все были мокрыми насквозь и пришлось идти в дом, хотя бы переодеться и зарядить телефоны. Дома, срочно переодев детей в сухое, я закинула ледяные и абсолютно мокрые вещи в стирку... В стиральной машинке сладко спал кот. Его кстати возмутило, что на него бросили мокрые носки. Выпила бутылку коньяка...
Евгения Галицкая Работа с зависимостями. Чистки и переклады негатива. Обряды на похудение. Диагностика платная 5 т. Чистки воском от 3 т. моя почта:
Вот - моя соседка тётя Люба. Ей под 50. Очень старая, ругательная женщина... То ей собаки мешают у подъезда, то голуби у окон... Кошки рядом - выгнать пинками! Воробьёв кто-то кормит - наругать! Собака мимо пробежала - пнуть, в отлов сообщить! Поток слов, словно выстрелы... Сколько же патронов в душе этого человека! Сколько запасных обойм! Непобедимая, казалось бы, женщина... Однако, скорая приезжает чаще к ней. И смерть зачастила в её квартиру - и мужа не стало и даже сына. Жива только ненависть ко всему живому...
Вот-зооволонтер Зубаржат апа. Ей 70 лет. Стройная, глаза блестят, руки в трудах. Говорит много, но в основном о своих дорогих бездомышах. Смерть? Ах, негодная! Знаем, видели, побеждали, не допустим! Завтра - 5 точек забрать еду бездомышам, развести её по голодающим. Привить- две точки по 6 кутят. Стерилить- одна точка. Интернет не изучен - изучить или обойтись! Машины нет-найти или пешком дойти! Ветеринар вредничает, на стерилку не берет - убедить! Ноги побаливают - позабыть! Смерть, на цыпочках обходит стороною такую молодую женщину! Смерть помнит, как ей утерли нос и не раз, когда она приходила за худенькими подопечными хвостиками Зубаржат апа. С тех пор обходит стороною и ведра с мясными обрезями, и саму пожилую женщину...
Люди седеют с души...
Сражаясь со смертью тощего хвостика-мы учимся не бояться своей... В борьбе за здоровье больного кутенка- мы тренируемся не хворать сами... Защищая от дикого социума слабых - мы становимся сильнее, как личность... Действуя во имя добра - мы возрождается снова и снова, сердцем...
И возраст тут совершенно ни при чем! Ведь люди седеют с души...
Алексей Прокурор. Работа с зависимостями. Чистки и переклады негатива. Обряды на похудение. Диагностика платная 5 т. Чистки воском от 3 т. моя почта:
- Кошки не плачут. Кошки не плачут, - как мантру повторял Гриша, глядя, как жмущиеся друг к другу еще секунду назад, неуверенно смотрящие на него худой черный кот с подранными, будто кудрявыми ушами, и серая, в белых носочках маленькая кошка, почти одновременно ставят дрожащие лапы ему на колени.- Кошки не плачут. Кошки не плачут, - продолжал шептать мужчина, словно в замедленном кино наблюдая за радужными бликами переливающихся капелек, собравшихся в уголках раскосых кошачьих глаз.
- Кошки не плачут. Кошки не плачут! - срывающийся голос разрезал тишину комнаты и, выругавшись сквозь зубы, Гриша подхватил неуклюже пытающихся забраться на него животных, чтобы уже через секунду прижать их, совершенно несопротивляющихся, к груди и, судорожно вздохнув, посмотреть на застывшую в проеме двери жену. Эти двое появились в доме благодаря ей - его упрямой, ни секунды не сомневающейся в своем решении, женщине. Появились не больше недели назад, и все это время жались по углам квартиры, боясь лишний раз попасться ему на глаза.
Как же он ругался, когда вместо оговоренного котенка Оля притащила из приюта это недоразумение. Мало того, что возрастные, потрепанные, так еще и расцветки самой что ни на есть обычной, неприметной. Глазу зацепиться не за что. Но супруга была непоколебима. Вцепилась в черно-серый, будто склеенный, клубок мёртвой хваткой, скупила весь кошачий магазин за один заход и, как наседка, сидела каждый вечер на полу, напротив большой лежанки, повторяя, что красивее в своей жизни никого не видела. И ведь не было в них никакой красоты. Ничего не было. Хвосты как плети, усы поломанные – ну что в этом красивого?
Вот только Оля упорно стояла на своем, и Гриша спустя неделю сдался. Пришел после работы и вместо того, чтоб, как раньше, проигнорировать направленные на него настороженные взгляды, по какому-то наитию сел на диван, глянул на замершую парочку и буркнул: - Ладно уж, права жена - красивые...
А им словно того и надо было. Переглянулись, не веря, вскочили со своей лежанки шустрее котят маленьких и… - Оля, почему они плачут?! - прижимающий к себе животных мужчина вопросительно посмотрел на улыбающуюся супругу и, покрепче перехватив приникших к нему питомцев, нахмурился. - А ты у них спроси, - ответила Оля и, ласково глянув в сторону жмущихся к Грише кота и кошки, прикрыла глаза, мысленно возвращаясь в тот самый день, когда пришла в приют за котенком. Работа с зависимостями. Чистки и переклады негатива. Обряды на похудение. Диагностика платная 5 т. Чистки воском от 3 т. моя почта:
Что ее дернуло остановиться у находящихся в дальней части комнаты клеток, Оля не знала. Просто вдруг зацепился взгляд за переплетенные сквозь прутья вольеров лапы. Приклеился к двум живым и, в тоже время, почти мертвым существам. Обреченные… Другого слова она и подобрать бы не смогла. Просидевшие в приюте не один год. Не надеющиеся ни на что, но продолжающие упорно тянуть лапы друг другу, словно цепляясь за видимый им одним спасательный круг.
Сколько они прожили в соседних клетках? Нескладный черный кот, чьи подранные кудрявые уши и поломанные усы совсем не вписывались в стандарты кошачьей красоты, и неприметная серая кошечка с белыми носочками на лапах. Оба взрослые, неказистые и совсем не умеющие привлекать к себе внимание. Старожилы - так назвали их волонтеры. Животные, у которых практически нет шансов. И будущего тоже нет. Ну кому они такие нужны? Ни ярких пятен, ни звонкого мурчания. Тени… Блеклые тени самих себя, вопреки всему, спасенные с улиц города и хотя бы здесь, в тесном пространстве клеток, получившие возможность дожить свой век в сытости.
Мимо них проходили не глядя. Молча. Торопясь и как-то нервно отворачиваясь. Словно боясь задержать взгляд, боясь остановиться, разглядеть… И утонуть в собственной жалости к тем, кто провел в стенах приюта бесконечно много времени. А потом, радостно воркуя, прижимая к себе маленького котенка или яркую, похожую на облако сахарной ваты, пушистую кошку, исчезали навсегда, чтобы там, дома, строить свой мир с тем, кто достоин. Приметен. Красив. В конце концов, молод…
Откуда-то пришло понимание, что они не обижались. Давно уже разучились это делать. Какие обиды, когда рядом с тобой полная миска, а под боком мягкий лежачок. Это ли не счастье, после вечной гонки на выживание и уличного одиночества, в котором каждый день, как маленький личный ад? А здесь они есть друг у друга. Пусть через прутья стоящих рядом клеток, самыми кончиками мягких лап...
Может, потому и смотрели они, не отворачиваясь, на покидающих стены приюта сородичей. Не зло смотрели. Не просительно. А с той затаенной нежностью, что есть во взгляде старых, умудренных жизнью животных. Радовались. За маленьких, вертлявых котят радовались. За пушистых красивых кошек и длинноусых, статных, похожих на статуэтки котов. За всех тех, кому, в отличие от них, неприметных, посчастливилось стать нужными. Важными. И познать что-то гораздо большее, чем огораживающие тебя от сумасшедшего мира стены приютской клетки…
Оля помнила, как сажала их в переноску. Не верящих. Растерянных. Как суматошно подписывала договор и что-то отвечала на вопросы не сумевших скрыть слезы радости сотрудников приюта. Как плакала сама, украдкой заглядывая в смотрящие на нее из переноски две пары внимательных глаз. - Не котята. Не красивые, - шептал ей по пути домой ветер... - Глупости! Самые настоящие глупости! - спорила с ним всю дорогу Оля.
Она красивее никого и не видела, хоть и посмотреть успела немало. А теперь вот муж спрашивает, чего они плачут. Да от счастья они, глупый, плачут. От счастья. Оттого, что на старости лет нужны оказались. Оттого, что красивыми назвал и заметить соизволил. Что вместо прутьев холодных, к рукам твоим прижаться могут, вместо опостылевших приютских стен в глаза твои смотреть...
Много ли им, старикам, надо? Вон как носами в щеки твои тычутся, будто щеки эти валерьянкой намазаны. Хотя... Оля присмотрелась к влажным дорожкам на любимых мужниных щеках, нахмурилась... - Да нет, глупости все это,- пробормотала, - не плачут мужчины. Ведь не плачут же?
Автор: Ольга Суслина Работа с зависимостями. Чистки и переклады негатива. Обряды на похудение. Диагностика платная 5 т. Чистки воском от 3 т. моя почта:
Он усыпить свою собаку вёл, Всем объяснил: «Кусается зараза! В ветеринарке сделают укол...». Смотрели на него два карих глаза С такой любовью, что по телу дрожь Промчалась у меня, как в лихорадке.
– А может, пёс, ты жить ко мне пойдёшь? — Рукою прикоснувшись к шерсти гладкой, Спросила я... вернее нет, уже Я в этот миг всё для себя решила И, подавив и гнев, и страх в душе, — Отдай мне пса, — я робко попросила.
Он ухмыльнулся: — Мир идёшь спасать?! Знать, не познала ты укус собачий! А мне в ответ хотелось закричать: — Да не собака, это ты — кусачий!
Ты — зверь двуногий в облике людском, От человека нет в тебе и духу! И что творится в разуме твоём — Убить собаку, что прихлопнуть муху?!!
Ну кто тебя таким на свет родил, Что ты готов на это святотатство? А если пёс кого-то укусил, Так он твоё же охранял богатство!
А если твой сынок иль дочь твоя Твоих надежд, как пёс, не оправдают, И вдруг случится, злобы не тая, Они кого-то где-то «покусают»?!
Их тоже ты захочешь усыпить Без сожалений, без раздумий даже? Ты, словно Бог, им жить или не жить Своей рукою властною укажешь?!!!
... Но я сказала, чтоб не навредить, Тому, чья жизнь на ниточке висела, Чтоб нелюдя того не разозлить, Что я давно такого пса хотела.
Я усмирила гневных слов поток, Чтоб нитку жизни пса не перерезать... А он мне просто подал поводок И усмехнулся едко: «Мать Тереза!».
Тот пёс со мной ещё семь лет прожил, Он добрым был и ласково-игривым, Ни разу никого не укусил, Наоборот, ...он всех людей любил И умер на моих руках счастливым...
