Тоска живых по умершим воспринималась как естественное явление лишь в течение определенного срока. Во многих районах России считалось, что тосковать можно только до сорокового дня, пока душа покойника не покинула этот мир. Однако можно обнаружить и др. границы. Например, в Новгородской губ. был записан рассказ, в котором приводятся такие слова священника о продолжительности плача: «.. .У нас у одной женщины умер муж. Она дорасплакалась о нем. И он стал к ей ходить. Ну, является, как вот к тебе. Она пошла в церковь, рассказала батюшке. Он ей сказал, что ты по ем не плачь. „Жена по мужу должна плакать только три дня после смерти евонной, а по ребенку семь дней, и больше уже плакать не должен родственник. Вот. А ты по ем плачешь, он к тебе и ходит». Так или иначе, длительность горевания по покойнику регламентируется, поскольку тоска живых мешает восстановлению границы между живыми и мертвыми. С этим связано устойчивое представление о том, что тоска вызывает хождение покойника, ибо «продолжительный плач по умершему тревожит душу последнего». Собственно запрет неумеренной тоски как раз и мотивируется тем, что она провоцирует хождение покойника. Вместе с тем, продолжительная тоска является свидетельством того, что ее носитель не в состоянии самостоятельно справиться с утратой и требуются специальные меры помощи. Другими словами, речь идет не о буквальном забывании умершего, а о прекращении затянувшихся переживаний. Избавление от тоски и есть то, что называется «забыванием» в народной традиции. Концептуализация забывания наиболее отчетливо проявляется в ритуализованных практиках избавления от тоски. К их числу относится прежде всего стирание/смывание тоски и отправление ее по воде. Ср.: «Учили на реку ходить умываться. Пойдешь на реку, тылами воду черпай и три раза проговори: „Как на тылах вода не держится, так на рабе Божьей (имя) тоска не держится“». Или: «Меня учили: принести с берега песку, пити с этого песка и тылами ладоней умываться и говорить: „Беру с берега песку, забываю всю тоску“. Можно прямо на речке так делать». У русских Карелии существует обрядовое смывание тоски в бане уже на второй день после захоронения.
Забывание в таких случаях представляется как процесс очищения памяти. Важно отметить, что тоске, кручине, гореванию (как и самой памяти) в таких случаях придается объективированный характер. Тоска приобретает вполне материальное воплощение, от которого можно избавиться привычными способами. К числу распространенных способов относится и захоронение тоски. Широко распространено отведение тоски с помощью могильной земли. «Если кто из женщин тоскует по покойнику, то ей тайком землю в пазуху кладут с могилы покойного». Подобного рода действия можно интерпретировать и как символическое погребение тоски и как ее омертвление, поскольку всем атрибутам покойника придавалась способность унимать боль по принципу «как у мертвого тела не болит, так и у раба божьего...». Работа с зависимостями. Чистки и переклады негатива. Обряды на похудение. Диагностика платная 5 т. Чистки воском от 3 т. моя почта:
К этому комплексу можно отнести и обычай бросать в могилу «слезные платки», и тем самым захоранивать тоску, ср.: «Некоторые женщины, когда хоронят мужей, и девушки, когда хоронят родных, бросают в могилу косинку (платочек), коей утирались (слезы) от этого, полагают, „тоски не будет“». К принятым способам забывания относится и отправление тоски в пустые места. Придя с кладбища домой, «передают тоску печи», дотрагиваясь до нее и/или заглядывая в нее. При этом отмечается, что заглядывать следует в пустую печь. Заглядывают также в пустую дежу. Несколько выбивается из этого ряда практик забывания использование с этой целью еды или питья. В таких случаях действие направлено не на тоску, а на самого умершего, точнее, на память о нем. К числу средств, использовавшихся для забывания, относится так называемый забытный хлеб. «Случайно оставшийся в печи хлеб, пирог или корж, который забыли вынуть, наделяется особыми свойствами забвения, появление которых у хлеба можно объяснить народным этимологизированием лишь отчасти, и которые более связаны с длительным пребыванием в печи.». К тому же забытный хлеб использовался почти исключительно с целью забыть умершего. Ср.: «...Забудецца хлеп ф пэчи, то, хто умрэть ф семьи, (едят этот хлеб) щоп забывалы» (Житомирск.) Смысл подобного рода действий станет более понятным, если обратиться к ритуальным способам обретения нового знания и их усвоения (запоминания) в традиционной культуре. Например, по материалам В. Н. Добровольского, в западных областях России и в Белоруссии существовало обрядовое посвящение девочки в пряхи. Событием становилось выпрядение ею самостоятельно первой нити. Для того, чтобы это знание и умение закрепилось и никуда не ушло, эту первую нить торжественно сжигали, полученный пепел смешивали с водой, которую девочка должна была выпить. При этом ей говорили: «Съешь, а то прясть не будешь уметь». В подобного рода практиках знания и умения приобретают конкретный, осязаемый и ощущаемый характер. Такое знание можно разглядеть, потрогать и даже попробовать на вкус и, соответственно, усвоить телесно. Аналогичным образом «усваиваются» другие виды специального знания. К их числу относится знание о новом статусе. В этой связи особое внимание привлекает описанный П. Ивановым обычай, существовавший в Харьковской области: «Для того, чтобы забылась потеря, заставляют детей-сирот в день похорон, при закате солнца, сесть на пороге и съесть, сидя на нем, кусок хлеба с солью и при этом сказать: „Упокой, Господи, душу раба или рабы, имя рек“. Между тем в другое время детям строго воспрещается есть, стоя или сидя на пороге». Причем этот запрет мотивируется как раз тем, что в противном случае «останешься сиротой». Разумеется, корни подобного рода представлений гораздо глубже и распространены в разных культурных традициях - достаточно вспомнить сказочный мотив проглатывания с целью обретения чудесного знания, мед поэзии, яблоко с древа познания. О пище забвения речь идет в «Гэсэре» - жена дает герою еду забвения, и он забывает о своем прошлом. Близок к этому миф о латофагах, которые дают спутникам Одиссея съесть красного лотоса и те забывают о своей родине. Съесть что-либо в чужом мире может означать забывание своего. Но для нашего сюжета важно, что в случаях, когда для забывания используется специальная еда или питье, речь может идти о вытеснении произошедшего знанием о новой конфигурации связей, что должно привести к нормализации отношений. Забывание представляется как нечто аналогичное узнаванию. Как для того, чтобы закрепить узнанное, нужно его проглотить, так и для того, чтобы «забыть», нужно проглотить нечто, ассоциирующееся с забвением, и обрести новое знание.
Байбурин А. К. "Концептуализация забывания в традиционных практиках" Работа с зависимостями. Чистки и переклады негатива. Обряды на похудение. Диагностика платная 5 т. Чистки воском от 3 т. моя почта:
